Проф. Маркус Хартенбах (МХ): Здравствуйте и добро пожаловать в Minute Medical. Меня зовут Маркус Хартенбах, и сегодня у нас в гостях особенный человек, который любезно согласился дать интервью — профессор доктор Александр фон Габайн, известный микробиолог, основатель, предприниматель и многое другое. Мы очень ценим, что сегодня он нашел время для этого интервью. Здравствуй, Александр.
А.Г.: Здравствуй, Маркус. Я с нетерпением жду этого интервью и рад поделиться тем, чему научился за время болезни и лечения.
МХ: Да, Александр, мы очень это ценим. Сегодня ты здесь не как аналитический учёный, а потому что четыре года назад — ровно четыре года назад — ты столкнулся с диагнозом. Может, ты немного расскажешь, что это было и какие были первые шаги?
А.Г.: Ну, у меня действительно четыре года назад диагностировали запущенный рак простаты — с метастазами в кости и нескольких лимфатических узлах. И как молекулярный биолог, который сам работал в онкологии, я сразу понял, что это полностью перевернёт мою жизнь. Это шокирующий опыт, и сначала у тебя возникает страх смерти. Поэтому очень важно опереться на коллег, которые зарекомендовали себя и пользуются уважением. Должен сказать, что в университетской клинике мне оказали хорошее лечение. Но была одна дилемма: врачи — возможно, и потому, что я сам из этой сферы — в основном склонялись к стандартным терапиям. Стандартная терапия, конечно, состоит в подавлении тестостерона — что наши коллеги нередко называют кастрацией, будь то химической или физической, — иногда в комбинации с химиотерапией или после неё. Я прошёл через всё это, и были определённые успехи. Но, честно говоря, в моём теле всё ещё были видны остатки первичной опухоли, и сама первичная опухоль оставалась в предстательной железе. Это была серьёзная кривая обучения. И я должен сказать: из этого опыта я вынес, что стандартная терапия важна и полезна. Но когда ты глубоко вздохнёшь и осознаешь: это мой рак и это моя жизнь, надо посмотреть, какие есть ещё возможности. Мне повезло — частично случайно, частично благодаря целенаправленным вопросам среди коллег и друзей, и я узнал, что уже разрабатываются или доступны терапии следующего поколения. И я, конечно, смотрю на всё это глазами молекулярного биолога. Химиотерапия и гормональная ингибиция, которые я прошёл, явно всё ещё медицина ХХ-го века — но не ХХI-го. Почему? Потому что они, конечно, воздействуют на опухоль, но очень далеки от того, чтобы быть действительно специфичными.
Возьмём химиотерапию. Конечно, она блокирует большинство быстрорастущих клеток, и поэтому действует на рак. Но при этом у неё часто бывают очень сильные побочные эффекты на другие ткани организма, которые тоже зависят от делящихся клеток.
Гормональная ингибиция сама по себе — это нормально, но, на мой взгляд, она неспецифична. Она лишает организм тестостерона, который нужен и для других функций, важных для нормального функционирования организма.
Этот опыт стал отправной точкой для поиска других терапий. И что интересно — а это, возможно, преимущество при раке простаты — существует самая специфичная диагностическая методика для обнаружения опухолей или метастазов в организме. Эта методика основана на специфической молекуле, которая связывается с поверхностной структурой клеток рака простаты. Если эту молекулу, например, «пометить» радиоактивным веществом, можно точно определить, где в организме остались опухолевые клетки или метастазы. Когда я проходил эту процедуру несколько раз и видел, что некоторые из предыдущих лечений действительно улучшили моё состояние, я подумал: если этот метод так специфичен в обнаружении отдельных оставшихся раковых клеток — значит, должна быть и терапия, основанная именно на этой специфичности.
И именно так я познакомился с Маркусом — это было не случайно. Я много о нём слышал из разных источников. Маркус объяснил мне, что наука не стоит на месте, и уже усовершенствовали эту ключевую молекулу — которая связывается с рецепторами на поверхности раковых клеток простаты. Присоединив к этой молекуле так называемую «волшебную пулю» (magic bullet), можно направленно применять более сильное излучение. И в сравнении с другими методами лечения, которым я подвергся, это действительно очень-очень специфично. Разрушаются только те клетки, с которыми связывается этот радиолиганд — и он в своём «рюкзаке» несёт радиоизотоп, который целенаправленно уничтожает раковые клетки.
Вот, собственно, история, которую я хотел коротко рассказать — но не будем сейчас слишком углубляться.
